Я пообещала подумать, а пока вернулась на главную улицу, купила пирог с капустой и рублеными яйцами, перекусила и немного успокоилась. Не стоит отчаиваться раньше времени, ведь разбойники зачем-то охраняли тело Лёна, не сожгли и не прикопали. Волк в клетке им без надобности, труп тоже. Да, они рассматривали и такие варианты, но не торопились. Выходит, все-таки надеялись воскресить и использовать, уповая на какой-то реар. Что бы это могло быть? Вампиры наверняка должны знать. Ох, как же мне не хватало Лёна – с его дурацкой привычкой умалчивать о вещах, которые мне, с его точки зрения, знать не следовало, но честно отвечать на прямой вопрос... Не раз и не два у меня дыбом вставали волосы, когда я совершенно случайно узнавала, например, что кратчайшая дорожка между столицей Догевы и одним из крупных селений, которой почему-то никто не пользуется, ведет через заброшенное кладбище, и ходят слухи, будто там нечисто... Это после того, как я ходила по ней добрый месяц и даже присаживалась отдохнуть на такие удобные холмики! Сам Лён, если и составлял мне компанию, неизменно стоял рядом, уверяя, что не устал, и настороженно озирался по сторонам. “Какая разница, – потом оправдывался он, – по кладбищам ходить не запрещено, и если тебе так удобнее, зачем мне портить человеку настроение?..”
Леший побери, я бы все отдала за очередную его шуточку или хотя бы за возможность оказаться рядом на той поляне, даже если бы мне уйти с нее не удалось...
Нет, мне просто необходимо было отвлечься. Я решительно вытерла мокрые глаза, запихнула в рот корку от пирожка и отправилась “струнить” оборотня.
Не мудрствуя лукаво, я устроила засаду возле корчмы, присев на колоде за поленницей. Отсюда великолепно просматривался задний двор, куда выходило большинство окон. Я особенно не пряталась, просто молчала и не шевелилась, а темная одежда помогала затеряться в ночном мраке.
Около полуночи разом взвыли все деревенские собаки, и из смородиновых кустов появился оборотень – смахивающая на волка тварь без малого трех локтей в холке, с коротким хвостом и рыжей окладистой бородой, выделяющейся на фоне серой шерсти. Он заметно трусил, озираясь по сторонам, а когда я вьшла навстречу, вежливо поздоровалась и представилась, сообщив цель визита, зверь окончательно смутился, начал витиевато извиняться за свое нехорошее поведение, обещая исправиться и завязать с ночными проповедями, вот только “худую крышу перекрою, оклады позолочу и живописцу лики закажу обновить, а то сам уже святых от мракобесов не отличаю”, для чего и “взял грех на душу, дав волю одержимости пагубной, кою прежде держал в узде молитв и благочестия”, ибо “не пойдет отара по пути истинному без пса недреманного, и страх сей во благо”.
С трудом удерживаясь от смеха, я вытащила меч и пообещала отдать половину гонорара на храм.
Благочестивый оборотень ойкнул и пустился наутек, вопя на бегу: “Свят-свят, изыди! Спасите, люди добрые! Да что же это деется! За веру истинную от ведьмы поганой муки смертные принимаю!”
Я громко потопала на месте и вложила меч в ножны, посчитав задание выполненным.
– Завтра в селе будет ярмарка, – радостно сообщила Орсана, когда я уже разделась, на цыпочках подошла к широкой общей кровати и осторожно залезла под одеяло, думая, что наемница спит. – Надо сходить посмотреть, здешние цены должны быть ниже городских. А я заработала один кладень, подменяла вышибалу у дверей – тот растянул ногу и решил денек отлежаться.
– И многих вышибла?
– Только одного, он принял меня за распутную девку. А у тебя как дела?
– Ерунда. Один оборотень, и тот истинный. Убить рука не поднялась, так что вряд ли что-нибудь заплатят.
– Это как?
– Ну, истинные оборотни меняют ипостаси по собственному желанию, в любое время, сохраняя разум и речь. А если эта способность не врожденная, а, скажем, появилась в результате наведенной порчи или укуса вурдалака, то они превращаются в жутких тварей только по ночам или в темноте, бросаются на всех без разбору, а потом ничего не помнят... Конечно, среди истинных тоже попадаются кровожадные монстры, как и среди людей.
– А они страшные? – с замиранием поинтересовалась Орсана, ежась под теплым одеялом.
– Обычные, – зевнула я. – На волков смахивают, мохнатые, круглоухие, нос покрыт шерстью, пасть короче волчьей, зато шире. Основное отличие – следы пятипалые, когтистые, по бревенчатым стенам запросто взбираются. Впрочем, этот в окна только заглядывал... Ну да леший с ним, спокойной ночи!
Уже сквозь дрему я услыхала, как Орсана подкралась к окну и закрыла ставни на крюк.
Разбудило нас предрассветное, истошное кукареканье. Распахнув ставни, Орсана сонно вгляделась в серую туманную мглу и мрачно предположила, что мы приняли за первый петушиный крик последний волчий вой. Тем не менее пришлось вставать. Купцы обычно съезжаются на ярмарочную площадь глубокой ночью, начиная торговлю, как только становится возможным отличить золото от серебра, и это самое подходящее время для выгодных покупок. Потом рынок наводняется толпой, а самое лучшее и дешевое разметают в первую очередь.
Из окна открывался незатейливый вид на скотный двор, усыпанный навозом и изрытый копытами. Возле стены скособочился стог прошлогодней соломы для выстилки хлевов. Запертый в курятнике петух еще раз продрал глотку, и хозяйка, неприкрыто зевая, с ведром ячменя в руке вышла через заднюю дверь высыпала зерно в длинное корыто и отомкнула птичники. Двор наполнился кудахтаньем, кряканьем, гоготаньем, в хлевах нетерпеливо завизжали голодные свиньи. Разбуженные постояльцы начали помаленьку стягиваться вниз, к ароматным запахам, расползавшимся от очага; я слышала, как они обмениваются приветствиями и топочут по лестнице.